Стихотворение «К морю» Пушкина Александра Сергеевича вобрало в себя всё лучшее, что есть в его поэтическом багаже: богатое содержание, фонетическое мастерство, проникновенность, лирическое настроение, высокую эмоциональность.
Стихотворение написано в 1824 году. По своему построению – это лирический монолог , разговор поэта с морем. Принцип лирического монолога, к которому нередко прибегает Пушкин, близок ему. Подача произведения в такой форме позволяет максимально раскрыться автору, донести до читателя свои мысли и думы.
Жанр творения «К морю» — это философическая элегия . В основе её лежат переживания самого поэта.
Полный текст стихотворения смотрите в конце статьи.
Прослушать стихотворение можно
Проводя анализ стихотворения «К морю» А.С.Пушкина, можно заметить, что основная тема поэтического произведения «К морю» — тема взаимодействия личности и общества, свободны и угнетения человека, проблемы взаимоотношений индивида и власти.
Развитие лирической темы не идёт по нарастающей, оно вообще не подчинено четкой логической схеме. Герои, темы, образы «появляются на сцене» один за другим, ассоциируясь с образом моря, всегда своенравного и «прихотливого».
Борьба, утверждение и прославление духовной свободы человека – такова идейно-тематическая основа этого труда Пушкина. Сам термин «свобода» в произведении носит одновременно и частный и всеобщий характер. Он вобрал в себя и индивидуально-человеческое и политическое и философское содержание. Свобода в элегии воплощается прежде всего в образе моря.
Образ моря – это символ ничем не ограниченной свободы, которая дана природой, а не человеком. Созерцание морского величия наводит Пушкина на мысль о двух серьёзных личностях. В них есть что-то общее. Это Байрон и Наполеон. Своим непокорным, грандиозным духом, они в чём-то схожи и с морской стихией.
«К Морю» Пушкин рассматривал как дань памяти, посвящение Байрону , весть о смерти которого в Миссалунгах, затронула глубочайшие струны души поэта, сильно его потрясла. В послании к Петру Андреевичу Вяземскому, он назвал свою элегию «маленьким поминанием за упокой души раба божия Байрона». Но, несмотря на важность этого факта, «К морю» — это не только о Байроне. Оно еще и о Наполеоне, а главное – о самом поэте, о Пушкине, его судьбе, мыслях, переживаниях. Александр Сергеевич высоко ценил Байрона, он понимал его величие. И беспощадная смерть великого английского поэта усилила одиночество Пушкина, всколыхнула трагизм его собственной судьбы и той ситуации, в которой он находился. В непростой обстановке политической реакции появились пессимистические нотки этого творения.
Что же касается Наполеона, то обращение к нему Пушкина и других поэтов-романтиков, связано с необыкновенностью его громкой личности и судьбы. Образ Бонапарта в элегии самым тесным образом переплетён с образом моря. И, в общем-то, не только потому, что последние свои дни он коротал у моря и был его пленником. Образ Наполеона в представлении Пушкина по законам отрицательной связи ассоциировался с морем-свободой. Александр Сергеевич чётко обозначил своё отношение к Наполеону. В своей работе «Недвижный страж дремал на царственном пороге», написанной, кстати, тоже в 1824 году, что и «К морю», — Наполеон представлен как «мятежной вольности наследником и убийцей».
Присутствие Байрона и Наполеона в этом произведении – не лирическое отступление, а сознательный шаг, усиливающий первоначальный замысел работы. Два человека, испытавшие серьёзные взлёты в своей жизни, не изменили ход мировой истории. И что впереди? Уход великих людей, собственные переживания поэта, чувство зависимости от власть имущих, невозможность распоряжаться своей судьбой – все это заботило Пушкина. «Мир опустел…Теперь куда же …»
Образ самого моря, как отображение свободной стихии, на протяжении всего труда автора – конкретен. «Катишь волны голубые», «своенравные порывы», «ропот заунывный», «глухие звуки». Ещё — это поэтический образ.
К величественному, основному образу моря автор постоянно возвращается. Этот возврат мы можем наблюдать по многочисленным обращениям к водной стихии в начале строф. «Прощай же, море!», «Но ты взыграл…», «Ты ждал, ты звал…», «Твой грустный шум…», «Шуми, взволнуйся непогодой», «Прощай свободная стихия»… Эти эмоциональные обращения и определяют основной лейтмотив этого творения, его речевую структуру диалогов.
Первая часть стихотворения – это лирическое описание водной стихии, вторая часть посвящена в немалой степени личностям: Наполеону, Байрону, и саму автору. В произведении «К морю» скрещиваются два стилевых направления : высокий, героически-торжественный и лирически-собственный, личный. К первому типу мы относим темы: моря, «воспоминанья величавы» о Наполеоне и Байроне, ко второму – все, что подчёркнуто романтическими красками. Начинается произведение в спокойном, задумчиво-элегическом тоне. Но постепенно градус повышается, превалирует ораторский пафос, высокая декламация.
Пушкин – безусловный мастер изящной словесности и фонетического мастерства. Начиная с первых строк, перед нами не только открывается картина, где «волны голубые», весь блеск «гордой красы» морской стихии. Порой кажется, что ты сам слышишь говор этих волн. Такой эффект возникает оттого, что сочетаются определенным образом звуки: «ш» — шум, услышал, «щ» — прощай, блещешь, «ч» — прощальный час, они перекликаются с «у» и «о».
«Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой».
Чередование торжественных «р» и шипящих «ш» также напоминает шум моря, перекличку волн. Эта звуковая тональность не исчезает на протяжении всего стихотворения. В строках о Байроне, мы видим, как вовремя вступают звонкие и шипящие согласные «з», «ч» и гласные «у», «а», «о».
«Твой образ был на нём означен,
Он духом создан был твоим:
Как ты могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем не укротим».
В этой работе Пушкина ощутимо звучат прощальные нотки. Прощание с романтическим идеалом, с «байронизмом», с мятежником Наполеоном. Все это вчерашний день. Наступает новый этап в жизни поэта.
Завершает своё творение Пушкин на оптимистической ноте. Он обещает сохранить «торжественную красу» моря, перенести её в «пустыни молчаливы (речь идёт о ссылке в Михайловском). На что это похоже? На клятву верности свободной стихии, идеалам юности и свободы.
Стихотворение «К морю» характеризует Пушкина как певца свободы человека. Эта элегия многогранна и многопланова, она показывает особенности эпохи и раскрывает думы и чаяния поэта.
«К морю» завершает южный, романтический, период в творчестве А.С.Пушкина. Уходят в прошлое «властители дум». К образу Наполеона в дальнейшем Пушкин не возвращается. Да и с Байроном со временем выявляется немало расхождений. Поэт прощается со «свободной» и «могучей» морской стихией, но не только с ней. Романтический период в его творчестве закончился.
К морю
Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.
Как друга ропот заунывный,
Как зов его в прощальный час,
Твой грустный шум, твой шум призывный
Услышал я в последний раз.
Моей души предел желанный!
Как часто по брегам твоим
Бродил я тихий и туманный,
Заветным умыслом томим!
Как я любил твои отзывы,
Глухие звуки, бездны глас
И тишину в вечерний час,
И своенравные порывы!
Смиренный парус рыбарей,
Твоею прихотью хранимый,
Скользит отважно средь зыбей:
Но ты взыграл, неодолимый,
И стая тонет кораблей.
Не удалось навек оставить
Мне скучный, неподвижный брег,
Тебя восторгами поздравить
И по хребтам твоим направить
Мой поэтической побег!
Ты ждал, ты звал… я был окован;
Вотще рвалась душа моя:
Могучей страстью очарован,
У берегов остался я…
О чём жалеть? Куда бы ныне
Я путь беспечный устремил?
Один предмет в твоей пустыне
Мою бы душу поразил.
Одна скала, гробница славы…
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон.
Там он почил среди мучений.
И вслед за ним, как бури шум,
Другой от нас умчался гений,
Другой властитель наших дум.
Исчез, оплаканный свободой,
Оставя миру свой венец.
Шуми, взволнуйся непогодой:
Он был, о море, твой певец.
Твой образ был на нём означен,
Он духом создан был твоим:
Как ты, могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем неукротим.
Мир опустел… Теперь куда же
Меня б ты вынес, океан?
Судьба людей повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.
Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго, долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы.
В леса, в пустыни молчаливы
Перенесу, тобою полн,
Твои скалы, твои заливы,
И блеск, и тень, и говор волн.
Э. Г. - Уважаемый господин Айвазовский, ваши некоторые документы и письма подписаны (до 1841 г.) "Иван Гайвазовский". Письма, написанные вами по-армянски различным деятелям Армении, в том числе Католикосам Нерсесу и Геворку IV, подписаны Ованес или Оганес Айвазовский. Почему такое разночтение? Как правильно вас величать?
И. А. - Старший брат мой Габриэл Айвазян, архиепископ, видный ученый и публицист, писал, что отца раньше звали Кайтан Айваз. Переехав из Молдавии в Россию, отец присвоил себе имя Константин-Геворк, а фамилию Айваз, или Гайваз, (армянская буква h на русский переводится или "Г", или "А") счел нужным переделать на Гайвазовский. Так писалось до 1840 года, а потом стали писать - Айвазовский. Константин-Геворк Айвазовский и есть наш отец, умерший в 1841 г. Мать - Рипсиме Айвазовская. В письмах на родном языке я всегда писал свое имя Ованес или Оганес (в переводе с армянского на русский - Иван). А фамилию - Айвазовский или Айвазян. В официальных же документах и в среде русских подписываюсь Иваном Константиновичем Айвазовским.
Э. Г. - Как вы относитесь к религии?
И. А. - Я исповедую армяно-григорианскую веру.
Э. Г. - Уважаемый Иван Константинович, прошу простить меня за бестактность, но ваша личная жизнь тоже обросла легендами. Дабы не было кривотолков, расскажите, пожалуйста, о ней сами.
И. А. - В 1848 г. я женился на англичанке Юлии Гревс. Познакомились мы в Петербурге, в одном богатом доме, куда я был зван на вечер и где Юлия служила гувернанткой. Юлия была красива, образованна, тонко чувствовала искусство. Мы очень скоро поженились. Венчались в армянской церкви, с условием, что дети наши также будут крещены в армянской церкви.
Брак, однако, оказался несчастливым: при болезненно-раздражительном характере и тщеславии у моей жены развилась мания жаловаться, клеветать на меня. С годами это усугубилось. В многочисленных прошениях она наговаривала на меня: говорила, что я не обеспечиваю ее и дочерей. Она писала даже царю. Наши друзья пытались нас мирить, но Юлия продолжала наговаривать на меня и одновременно утверждала, что расторгнуть брак по правилам армянской церкви невозможно. Так она пыталась добиться власти надо мной, заставить переехать в Петербург, оторвать меня от Феодосии, где мне хорошо работалось и жилось. Растущая несхожесть вкусов, привычек, миропонимания стала невыносима. На 12-м году супружеской жизни мы расстались. Юлия уехала с четырьмя нашими дочерьми и лишь изредка разрешала им навещать меня. Хотя впоследствии Жанна, моя младшая дочь, вместе с семьей жила со мной.
Э. Г. - Ваш брак был расторгнут сразу?
И. А. - Я вынужден был обратиться в Эчмиадзинский Синод с прошением о разводе. В 1877 году брак был расторгнут. Сознавая, однако, свой долг - обеспечивать существование дочерей и жены, я подарил ей недвижимое имущество в Крыму, приносящее арендную плату в 1500 рублей в год, и, кроме того, выдаю наличными ежемесячно.
Э. Г. - Ваш второй брак с армянкой Анной Никитичной (Мкртычевной) Саркисовой (Саркизовой) был счастлив?
И. А. - Второй раз я женился довольно поздно, в 1882 г.
Но и под снегом иногда
Бежит кипучая вода...
Ранее с Анной Никитичной знаком не был, да вот о добром ее имени слышал немало. Сколько природного такта, чуткости, душевной теплоты в этой женщине. Она понимает мое искусство, хотя не читала книг о живописи. Жить теперь стало спокойно и счастливо.
Очень страшился связать свою жизнь с женщиной другой нации, дабы слез не лить. Патриарх на страницах константинопольских газет поместил благодарственное письмо эчмиадзинскому Католикосу за то, что был расторгнут мой первый брак, благодаря чему я ближе стал к своей нации.
Э. Г. - Иван Константинович, вы пишете с самого детства, а с 1838 - постоянно. Ваши картины есть в Лондоне (около 30), в Берлине (около 13) и др. городах Европы, в России очень много, в Армении. Говорят, что вы никогда не пишете с натуры. Это правда?
И. А. - Я думаю, живописец, только копирующий природу, становится ее рабом. Человек, не одаренный памятью, сохраняющей впечатления живой природы, может быть отличным копировальщиком, живым фотографическим аппаратом, но истинным художником - никогда. Движения живых стихий неуловимы для кисти: писать молнию, порыв ветра, всплеск воды - немыслимо с натуры. Мое воображение сильнее восприимчивости действительных впечатлений.
Э. Г. - Работаете быстро? Сколько времени уходит на создание картины?
И. А. - Работаю быстро. Воздух пишу непременно в течение одного утра, как бы велика картина ни была. Этого требует смешение красок. Таким образом, иногда приходится не отходить от картины с шести утра до четырех пополудни.
Э. Г. - Есть зрители, у которых некоторые ваши картины оставляют впечатление незавершенности. Чтобы правильно "прочитать" вашу мысль в картине, как лучше смотреть ее?
И. А. - Если зритель встанет перед картиной, например, "Лунная ночь" и обратит главное внимание на луну, а на прочие ее части, скажем так, мимоходом, и сверху того, не забудет, что это ночь, которая лишает нас всяческих рефлексий, то он найдет, что картина более окончена, чем следует.
Э. Г. - Какие ваши полотна вы считаете лучшими?
И. А. - Положительно в каждой есть что-нибудь удачное, но между всеми моими произведениями я не могу выбрать. Вполне они меня не удовлетворяют. Хотя мои произведения отличаются силой света, и те, в которых главная сила - сила солнца, луны, а также волны и пены морской - надо считать лучшими.
Э. Г. - Иван Константинович, вы считали своим долгом благодарить каждого, кто оказывал пользу народу нашему в тяжелые годы его истории, посылали большие суммы в помощь армянам-беженцам, приютили немало армянских семей в своем имении под Феодосией. А картины на темы вашей исторической родины вы писали?
И. А. - В 1895 году я написал "Избиение армян в Трапезунде", "Турки бросают армян в Мраморное море", затем "Католикос Хримян Айрик в окрестностях Эчмиадзина", "Долина горы Арарат", "Крещение армянского народа" и мн. др. Я переписывался с Католикосом Нерсесом о вредной деятельности иезуитов (1846). От Католикоса Геворка IV получил приглашение посетить Эчмиадзин, а Католикос Хримян три дня побывал в Феодосии и столько же у меня в имении. Я подарил ему для Эчмиадзина картину "Сотворение мира".
Э. Г. - Вы были знакомы с другими деятелями армянской культуры?
И. А. - У меня в доме гостил великий трагик Петрос Адамян и написал мой портрет. С композитором Александром Спендиаровым я даже музицировал - играл на скрипке. Бывали у меня в доме художники Геворг Башинджагян, В. Махохбян, М. Дживани и др. А дочь моя, Жанна, голос которой оценил еще Верди, пела.
Э. Г. - Иван Константинович, в Феодосии и сегодня с благодарностью вспоминают все добрые ваши дела, но особенно тепло говорят о галерее, подаренной вами городу, и водопроводе. До сих пор вода из вашего водопровода считается самой вкусной и чистой.
И. А. - 30 августа 1888 года вода была уже в городе, расстояние 26 верст. Согласитесь, что за один год довольно скоро. Мы, было, через министра внутренних дел просили государя-императора назвать фонтан его именем, но Плеве телеграммой сообщил, что его величество повелел назвать фонтан моим именем.
Э. Г. - Уважаемый маэстро! И наконец последний вопрос -
"... Поэт сделался предметом моих дум". Это о Пушкине?
И. А. - Да. В годы моей юности за три месяца до своей смерти Александр Сергеевич со своей красавицей женой приехал на выставку в Академию художеств, где я учился. Меня, получающего тогда золотую медаль, представили ему. Пушкин ласково меня встретил, посмотрел мои картины. Узнав, что я южанин, поинтересовался, не болею ли я на севере. С тех пор поэт сделался предметом моих дум и вдохновения. За долгую свою жизнь я написал много картин и рисунков, посвященных поэту. Теперь, на склоне лет, я работаю над новым громадным полотном. Сюжет - все тот же великий вдохновитель художников - Пушкин. Я понял, что должен воплотить не портрет поэта: мое назначение - воплотить море по-пушкински. Это и будет образ поэта.
Речь идет о картине "Среди волн". Она была написана за десять дней. А шел мастер к ней целую жизнь. "Среди волн" - шедевр марины и лучший памятник поэту.
Ответы И. К. Айвазовского взяты из сборника "Айвазовский. Документы и материалы" (Ереван. "Айастан". 1967 г.) и "Айвазовский" (Л. Вагнер, Н. Григорович.Серия "ЖВИ". Москва, 1970 г.
Айвазовский... есть звезда первой величины... и не только у нас, а в истории искусства вообще.
И. Н. Крамской
Публикацию подготовила Эмма Акопян-Гаспарян
200-летию И.К. Айвазовского посвящается
Иван Константинович Айвазовский … Кажется, нет такого человека, который не знал бы имя этого художника. Если спросить любого прохожего, вам наверняка ответят что-то вроде: «Да, что-то слышал. Он море рисовал». Действительно, именно морские пейзажи прославили Ивана Константиновича. За всю свою жизнь он написал более 6000 картин и устроил более 125 персональных выставок.
Картины Ивана Айвазовского - подлинные шедевры. И даже не со стороны техники исполнения. На первый план здесь выходит удивительно правдивое отображение характера водной стихии. И естественно, возникает желание понять природу гениальности Айвазовского. Сегодня мы с вами попробуем приоткрыть двери в удивительный мир одного из самых известных маринистов в истории изобразительного искусства - Ивана Константиновича Айвазовского.
Семья, детство в Феодосии.
Предки Айвазовского были из галицийских армян, переселившихся в Галицию из турецкой Армении в XVIII в. Будущий отец Ивана – Константин (Геворг) Гайвазян (так он писал свою фамилию Айвазян на польский манер) был человеком коммуникабельным, предприимчивым и способным. Он владел несколькими языками: польским, русским, украинским, венгерским турецким. Из Галиции он ещё в молодости перебрался в Валахию, а затем и в Феодосию, которая стала стремительно расти поле объявления её «порто-франко» (т.е. портом беспошлинной торговли). Константин Григорьевич, небогатый, но предприимчивый успешно занялся торговлей и женился на прекрасной соседке — армянке по имени Рипсиме . Рипсиме была искусной рукодельницей и часто ночи напролёт вышивала на продажу, дабы поддержать бюджет семьи.
В этой семье 29 июля (17 по с.с.) 1817 года родился третий сын – Ованес , как сделал запись священник армянской церкви «Ованес, сын Геворга Айвазяна ». Напевая над сыном колыбельную Рипсиме ласково называла сына не Иваном и не Ованесом, а Оником, почти ониксом. Так называют камень, в котором словно запечатлены морские волны самого разного цвета. Оникс камень вождей и прорицателей, он приносит радость и защищает от бед. Именно таким будет Ованес Айвазян, Гайвазовский или Иван Айвазовский. Всю жизнь он будет защищать и оказывать помощь тем, кто в ней нуждается, а его картины принесут радость и заставят людей верить в то, что их мечты рано или поздно, но обязательно сбудутся. Он будет строить школы и галереи, устраивать выставки и бесплатно учить молодых художников.
А пока маленькому Онику ещё нужно вырасти. Он каждое утро просыпается под шум волн, из окна своего дома видит открывающийся морской простор и впитывает запах моря. Вместе с друзьями бегает купаться в бухте на Карантине и ходит в морской порт, любоваться на суда и слушать бесконечные морские истории. Так в его жизни появился очень важный персонаж – вода, которую Айвазовский научился любить и понимать с детства.
Ованес был очень одаренным ребенком - сам выучился играть на скрипке и сам же начал рисовать. Семья была бедной и денег на бумагу, краски и кисти не было, поэтому вместо холста мальчик довольствовался оштукатуренными стенами домов, а кисть заменял кусочек угля.
Так случилось, что Фортуна повернулась к Айвазовскому лицом и удивительно талантливого мальчика заметили сразу два видных благодетеля. Сначала на талантливые «наскальные росписи» обратил внимание феодосийский архитектор Яков Христианович Кох. Он же дал Ване первые уроки изобразительного искусства. И в это же время «художествами» мальчика заинтересовался градоначальник Александр Иванович Казначеев и пожелал лично познакомиться с «художником».
Именно Казначеев сыграет такую важную роль в судьбе Айвазовского. Он возьмет над ним опеку, переведёт его из приходской школы в уездное училище, наймёт ему и своему сыну (сверстнику Ованеса) учителя рисования.
В 1829 году Казначеева назначили Таврическим губернатором и семья вместе с воспитанником Иваном Гайвазовским переезжает в Симферополь, который совершенно очаровывает его: дома с роскошными садами, ухоженные аккуратные улицы, прогулки в коляске и верхом, новые знакомства. И снова судьба благоволит к Ивану – его талант отмечает архитектор Тончи, составивший прошение на имя министра императорского Двора князя Петра Михайловича Волконского, а тот, в свою очередь, на имя президента Академии художеств Оленина «О целесообразности принятия И.К. Гайвазовского в ученики Академии».
Академия художеств.
Результатом ходатайств стало принятие 13-летнего Ованеса в число пансионеров императорской Академии художеств , 23 августа 1833 года он становится учеником этого учебного заведения в классе профессора Максима Никифоровича Воробьева, большого мастера пейзажа, хорошего художника и мудрого, доброго наставника.
Со временем стало очевидно, что Айвазовский перерос Воробьева. Тогда он был направлен в качестве ученика к французскому маринисту Филиппу Таннеру. Но с иностранцем Иван не сошелся характерами и по причине болезни (то ли выдуманной, то ли настоящей) ушел от него. Вместо этого он начал работать над серией картин для выставки. И следует признать, полотна он создал впечатляющие. Именно тогда, в 1835 году он получает серебряную медаль за работы «Этюд воздуха над морем» и «Вид на взморье в окрестностях Петербурга».
Но увы, столица была не только культурным центром, но и эпицентром интриг. Таннер пожаловался начальству на непокорного Айвазовского, мол, чего это его ученик во время болезни работал на себя? Николай І, известный приверженец дисциплины, лично распорядился убрать картины молодого художника с выставки. Это был очень болезненный удар.
Но и тут Айвазовского не оставили друзья и благодетели — вся общественность яро воспротивилась безосновательной опале. О прощении Ивана ходатайствовали Оленин, Жуковский, придворный художник Зауервейд . Сам Крылов лично приезжал утешить Ованеса. В конце-концов справедливость восторжествовала - император простил молодого художника и распорядился выдать награду.
Во многом благодаря Зауервейду Иван смог пройти летнюю практику на кораблях Балтийского флота. Созданный всего лишь сто лет назад флот был уже грозной силой Российского государства. И, конечно, для начинающего мариниста нельзя было сыскать более нужной, полезной и приятной практики. Писать корабли без малейшего представления об их устройстве - преступление!
Все это время Айвазовский не прекращал переписку со своим старым благодетелем Казначеевым. Именно благодаря ему Иван стал вхож в дома Алексея Романовича Томилова и Александра Аркадьевича Суворова-Рымникского, внука знаменитого полководца. На даче у Томиловых Иван даже проводил летние каникулы. Именно тогда Айвазовский познакомился с русской природой, непривычной для южанина. Но сердце художника воспринимает красоту в любом ее виде.
В доме Томиловых собирался цвет тогдашней интеллигенции - Михаил Глинка, Орест Кипренский, Нестор Кукольник, Василий Жуковский. Вечера в такой компании были чрезвычайно интересны для художника. Старшие товарищи Айвазовского приняли его в свой круг без проблем. Демократичные тенденции интеллигенции и необычайная одаренность юноши позволили ему занять достойное место в компании друзей Томилова. По вечерам Айвазовский часто играл на скрипке на особый, восточный манер - уперев инструмент в колено или поставив его стоймя.
Об игре на скрипке.
Художник с детства прекрасно играл на скрипке. Во время домашних приёмов в кругу близких друзей он часто радовал своей игрой гостей. Говорят, что как-то на один из таких семейных концертов попал и русский композитор Михаил Глинка. Ему так понравились татарские мотивы, которые наигрывал Айвазовский, что позже он включил в свою оперу «Руслан и Людмила» небольшой отрывок, сыгранный художником.
Известно, что Айвазовский был знаком с Пушкиным и очень любил его поэзию. (говорят так же, что молодой Айвазовский был очень похож на Пушкина ) Смерть Александра Сергеевича была очень болезненно воспринята Ованесом, позже он специально приезжал в Гурзуф, именно в то место, где проводил время великий поэт (у Айвазовского есть целая серия картин, где изображён Пушкин ). Не менее важной для Ивана стала встреча с Карлом Брюлловым . Недавно закончивший работу над полотном «Последний день Помпеи», он приехал в Петербург и каждый из студентов Академии страстно желал, чтобы именно Брюллов был его наставником. Айвазовский учеником Брюллова не был, но часто общался с ним лично, и Карл Павлович отмечал талант Ованеса. Опытный живописец видел, что последующее обучение в Академии будет для Ивана скорее регрессом - не осталось преподавателей, которые могли дать что-то новое молодому художнику. Он предложил совету Академии сократить срок обучения Айвазовского и отправить его за границу. Тем более, что новая марина «Штиль» завоевала на выставке золотую медаль , дававшую право на поездку за границу. Но вместо Венеции и Дрездена Ованеса отправили на два года в Крым, чему он был очень рад - он снова окажется дома!
Он находит время для общения с матерью, отцом, сестрами и братом - все искренне гордятся Ованесом, самым перспективным художником Санкт-Петербурга! В то же время Айвазовский напряженно работает. Он часами пишет, а после уставший идет к морю. Здесь он может почувствовать то настроение, то неуловимое волнение, которое с малых лет вызывало в нем Черное море. Как часто друзья и знакомые обижались, что художник предпочитал их обществу свою работу в мастерской!
И вот однажды его мастерскую посетил генерал Раевский, состоялось ещё одно судьбоносное знакомство. Николай Николаевич Раевский , любитель поэзии и живописи, друг Пушкина, которому тот посвятил поэму «Кавказский пленник», направлялся на Кавказ, где должен был руководить высадкой десанта русских войск. И он пригласил Гайвазовского с собой – наблюдать военные действия флота (Десант Раевского в Субаши.1839 г.) , заодно рисовать виды восточных берегов Чёрного моря, которые до тех пор мало кто видел. И вот Айвазовский на борту военного корабля «Колхида», где его поручают заботам капитана…. Пушкина. Это был брат Александра Сергеевича – Лев. В этом походе Гайвазовский также познакомился и изобразил на картинах и рисунках адмирала М.П.Лазарева (кстати, портрет Лазарева не нравился художнику, решившему, что его стихия — море ), П.С. Нахимова, В.А. Корнилова. Здесь же судьба свела его с декабристами, разжалованными в солдаты А.И. Одоевским, Н.И. Лорером и М.М. Нарышкиным, жадно слушавшими его рассказ о Петербурге, давно оставленных знакомых и друзьях, о новых выставках и театральных постановках, о новой звезде – Лермонтове.
За два лета в Крыму Гайвазовский набрался опыта, повзрослел, за спиной остались уроки в Академии, теперь он – художник 14 класса. А это значит – художник с именем, может брать заказы, давать уроки, но он не останавливается на достигнутом. И следующий этап обучения и самосовершенствования – командировка за границу.
В Италии.
Уезжал он с легкой душой: заработки позволяли помогать родителям, да и самому жить достаточно комфортно. И хотя сначала Айвазовский должен был посетить Берлин, Вену, Триест, Дрезден - больше всего его тянуло в Италию. Там было столь любимое южное море и неуловимая магия Апеннин. В июле 1840 года Иван Айвазовский со своим другом и однокашником Василием Штернбергом отправились в Рим.
И всё же первым итальянским городом на пути их следования стала Венеция . Именно в Венеции, в армянском монастыре Святого Лазаря принял монашеский постриг его любимый брат Гавриил (Габриэль), милый Гарик, товарищ детских игр. Художника встретил худощавый молодой монах, бесстрастно и спокойно расспрашивавший его о родных, Феодосии, успехах в Академии. Ованесу, оглушенному красками Венеции, было больно и непонятно, почему брат добровольно обрёк себя на жизнь в монастыре, с его скучными богословскими трактатами. Гайвазовского оставили ночевать в монастыре, настоятель оказал ему честь, поместив в комнате, где останавливался Байрон, которого привлекла богатая библиотека монастыря. С помощью монахов великий английский поэт изучал армянский язык и даже составил небольшой англо-армянский словарь. Его комната сохранялась как музей и размещение в ней юного художника было изъявлением высокого уважения к его брату-монаху, но которого монастырь возлагал большие надежды.
Здесь я хочу остановиться на том, почему мы встречаем написание имени художника то как Ованеса Айвазяна, то как Ивана Гайвазвского, то как Ивана Константиновича Айвазовского.
По версии, изложенной в одной из книг об Айвазовском (Лев Вагнер, Надежда Григорович И.К. Айвазовский.- М.: Искусство, 1970 .- 264с.) именно его брат Гавриил (Габриэль), изучивший происхождение их рода и выяснивший, что изначально фамилия предков была «Айвазян», предложил изменить написание фамилии Гайвазовский на Айвазовский . И младший брат согласился. Отныне он будет этой фамилией подписывать свои картины.
Встречается так же такая версия.
«Старший брат мой Габриэл Айвазян, архиепископ, видный ученый и публицист, писал, что отца раньше звали Кайтан Айваз. Переехав из Молдавии в Россию, отец присвоил себе имя Константин-Геворк, а фамилию Айваз, или Гайваз, (армянская буква h на русский переводится или «Г», или «А») счел нужным переделать на Гайвазовский. Так писалось до 1840 года, а потом стали писать — Айвазовский. Константин-Геворк Айвазовский и есть наш отец, умерший в 1841 г. Мать — Рипсиме Айвазовская. В письмах на родном языке я всегда писал свое имя Ованес или Оганес (в переводе с армянского на русский — Иван). А фамилию — Айвазовский или Айвазян. В официальных же документах и в среде русских подписываюсь Иваном Константиновичем Айвазовским .» (из сборника «Айвазовский. Документы и материалы» (Ереван. «Айастан». 1967 г.)
В Венеции в свою мастерскую Айвазовский превратил облюбованную им площадь Святого Марка. Он являлся сюда рано утром с этюдником и принимался за работу, а когда солнце начинало припекать, перебирался в тень портиков древних зданий.
Здесь же Айвазовский познакомился с Николаем Васильевичем Гоголем и его другом художником Александром Андреевичем Ивановым (автором «Явления Христа народу»). Однажды во время работы Айвазовский услышал, как за его спиной кто-то восхищенно произнес: «Як гарно малюе!» Это и был Н.В. Гоголь , как выяснилось, поклонник творчества Ивана Константиновича. Они сдружились и часто совершали совместные прогулки на гондолах по бесчисленным каналам Венеции.
Эта поездка в Италию была очень полезной для Айвазовского. Он получил уникальную возможность изучать работы великих итальянских мастеров. Часами он простаивал у полотен, срисовывал их, пытаясь понять тот тайный механизм, который делал творения Рафаэля и Ботичелли шедеврами. Старался бывать во многих интересных местах, например, в доме Колумба в Генуе. А какие пейзажи он находил! Апеннины напоминали Ивану его родной Крым, но со своим, другим шармом.
Неаполитанский залив сразу же поразил Айвазовского своей невероятной синевой. В разное время суток художник ходит на его берега, наблюдая море. Он в задумчивости следил как меняется цвет воды, движение и шум волн. Однажды Айвазовский пошёл на залив, как сказал другу Васе Штернбергу, понаблюдать воду под разным освещением. Ушёл засветло, … да так и не вернулся. Утром, не обнаружив друга дома взволнованный Штернберг побежал на берег, могло ведь случиться что угодно… И застал Айвазовского сидящего на том же месте и в той же позе, как оставил его. Айвазовский не чувствовал себя уставшим и, похоже, плохо осознавал, что просидел на берегу, наблюдая за морем всю ночь.
В Италии проходили и выставки картин Айвазовского . Публика неизменно приходила в восхищение и живо интересовалась этим молодым русским, который сумел передать всю теплоту юга. Все чаще Айвазовского стали узнавать на улицах, приходить к нему в мастерскую и заказывать работы. «Неаполитанский залив», «Вид на Везувий в лунную ночь», «Вид на Венецианскую лагуну» - эти шедевры были воплощением итальянского духа, пропущенного через душу Айвазовского.
Сам великий Джозеф Маллорд Вильям Тёрнер , художник-живописец, мастер романтического пейзажа, акварелист и гравёр, член Королевской Академии, посвятил стихи картине «Неаполитанская ночь» : «На картине этой вижу луну с её золотом и серебром, стоящую над морем и в нём отражающуюся… Поверхность мря, на которую лёгкий ветерок нагоняет трепетную зыбь, кажется полем искорок или множеством металлических блёсток на мантии великого царя! Прости мне, великий художник, если я ошибся (приняв картину за действительность), но работа твоя очаровала меня, и восторг овладел мною. Искусство твоё высоко и могущественно, потому что тебя вдохновляет гений!»
Об уровне мастерства художника красноречиво говорит и ещё один примечательный факт: его картину «Хаос» захотел купить сам Папа Римский . Уж кто-кто, а понтифик привык получать только лучшее! Художник отказался от оплаты, просто подарив «Хаос» Григорию 16. Папа оценил широкий жест Айвазовского и не оставил его без награды, вручив золотую медаль. Но главное - это эффект подарка в мире живописи - имя Айвазовского прогремело на всю Европу. В первый, но далеко не последний раз.
Известность не испортила Айвазовского, он не зазнался и не почил на лаврах, продолжая много работать.
В апреле 1842 года он отсылает часть картин в Петрбург и уведомляет Оленина о намерении посетить Францию и Нидерланды. Иван уже не просит разрешения на поездку - ему хватает денег, он громко заявил о себе и будет радушно принят в любой стране. Просит только об одном - чтобы его жалование отправили матери.
В том же 1842 году он получает приглашение выставиться в Лувре и получает на это официальное разрешение императорского Двора. Он официально представляет Россию в Париже, более того, ему разрешено представить на выставке картины «которые он теперь пишет» — то есть, которые никто ещё не видел и ценности их не определил! Вот какой уровень доверия!
В первые же дни Парижской выставки картины Айвазовского стали событием художественной жизни Парижа. Это были «Море в тихую погоду», «Ночь на берегу Неаполитанского залива» и «Буря у берегов Абхазии». Французская Академия наградила Ивана Константиновича золотой медалью.
Но обучение за границей на этом не заканчивается. В поисках новой воды и новой игры света Айвазовский устремляется в Марсель и Неаполь. Он путешествует на кораблях и в дилижансах, берёт наёмные кареты, а где-то передвигается на крестьянских телегах или пешком: Лондон, Лиссабон, Мадрид, Гренада, Севилья, Кадикс, Барселона, Малага, Гибралтар, Мальта. Четыре года за границей подарили миру 80 картин , не считая рисунков. Толпы заказчиков стояли перед мастерской, надеясь приобрести хоть что-нибудь кисти великого мастера (которому всего лишь 26 лет!).
В заграничной командировке застают Айвазовского два печальных известия – смерть Алексея Николаевича Оленина, Президента Академии художеств, а затем и смерть отца. Эти известия он переживает как всегда по-своему – он работает. Главное – не предаваться отчаянию, не давать себе поблажки, не искать лёгких путей.
В конце лета 1844 года, после четырёхлетнего пребывания в чужих краях, Айвазовский вернулся в Петербург: «К массе впечатлений, сохранившихся в моей памяти за четырёхлетний период пребывания моего за границею, примешивалось, конечно, отрадное сознание в том, что не бесплодно прошли для меня эти счастливейшие годы молодости, что я, по мере сил моих и способностей, оправдал… те ожидания, которые на меня возлагали соотечественники. Рим, Неаполь, Венеция, Париж, Лондон, Амстердам удостоили меня самыми лестными поощрениями, и внутренне я не мог не гордиться моими успехами в чужих краях, предвкушая сочувственный приём на родине ».
27-летний Айвазовский уже не подающий надежды юнец, а состоявшийся художник, с деньгами и положением в обществе.
1 сентября 1844 года Совет Академии художеств единогласно присвоил Айвазовскому звание академика – его достоинства вознаграждены. Но и это не всё. Морское министерство причислило художника к Главному Морскому штабу в звании первого живописца с правом носить мундир Морского министерства. Кроме всего прочего это давало Айвазовскому новые возможности – требовать помощи в своей работе со стороны Адмиралтейства. «Когда я писал виды морских сражений, мне давались всевозможные пособия от Адмиралтейства: чертежи кораблей, оснастки судов, вооружение и т.д. Для доставления мне возможности видеть полёт ядра рикошетом по водной поверхности, при мне в Кронштадте произведено несколько пушечных выстрелов боевыми зарядами. Для ближайшего ознакомления с движениями военных кораблей во время морских сражений я присутствовал на морских маневрах в Финском заливе ».
Айвазовскому было дано задание написать виды русских портов и приморских городов: Кронштадта, Петербурга, Петергофа, Ревеля, Свеаборга, Гангута. За несколько месяцев заказ был исполнен, взявшимся за него с воодушевлением Айвазовским.
Следующий год был очень напряженным. В апреле 1845 года Ивана Константиновича включили в состав экспедиции адмирала Фёдора Петровича Литке , которая направлялась в Константинополь (как называют его турки — Истамбул). Побывав в Турции, Айвазовский был сражен красотами Стамбула и прекрасным побережьем Анатолии. Живущие в Турции армяне снова называли его Ованесом Айвазяном или «Айваз-эфенди»: «Вояж мой с его императорским величеством Константином Николаевичем был чрезвычайно приятный и интересный, везде я успел набросать этюды для картин, особенно в Константинополе, от которого я в восхищении. Вероятно, нет ничего в мире величественнее этого города, там забывается и Неаполь и Венеция ».
Через некоторое время он вернулся в Феодосию, где купил земельный участок и начал строить свой дом-мастерскую , который спроектировал лично. Многие не понимали художника - любимец государя, популярный художник, почему бы не жить в столице? Или за границей? Феодосия ведь дикая глушь! Но Айвазовский так не считал, он устроил в ново построенном доме картинную галерею. Любой желающий мог прийти и посмотреть его картины. Кроме того, была у Айвазовского заветная мечта – создать школу живописи на юге России и расположить её у себя в просторном доме.
В новой мастерской он создавал картину за картиной. Легко и радостно работалось в родном городке. Но долго здесь оставаться было нельзя, Айвазовский не свободный художник – он на государственной службе, да и Академия художеств может в любой момент призвать своего академика.
В 1846 году Айвазовский прибыл в столицу и остался там на несколько лет. С периодичностью в полгода у него проходят выставки: то в Питере, то в Москве в совершенно разных местах, то денежные, то бесплатные. И на каждой выставке обязательно было присутствие Ивана Константиновича. Он получал благодарности, заходил в гости, принимал подарки и заказы. Свободное время в этой сутолоке выдавалось редко. Но именно в этот период была создана одна из самых известных его картин - «Девятый вал» .
Музы Айвазовского
Юлия Гревс.
И вот, на одном из приёмов, Иван Константинович, доселе неженатый 30-летний мужчина, ведущий полу-монашеский образ жизни, встречает девушку, которая вскоре становится его женой. Его выбор шокирует светское общество – Айвазовский, могший составить прекрасную партию, выбрал себе в жёны -… гувернантку! Юлия Яковлевна Гревс — англичанка по происхождению. Её отец Яков Гревс был личным врачом Александра I и пропал без вести в день смерти своего августейшего пациента. Юлия была хорошо образована, умела вести себя в светском обществе. Будучи замужем за Айвазовским и родив ему 4-х дочерей (Александру, Елену, Марию и Жанну), Юлия Яковлевна будет сама воспитывать каждую из них и воспитает как истинных леди.
Но семейное счастье Айвазовских длилось лишь несколько лет. Юлия Яковлевна, которой наскучила жизнь в провинциальной Феодосии, а так же заботы о будущем дочерей, которых надо будет выдавать замуж (и ведь не за феодосийских же рыбаков!!!) не могла смириться с решением мужа поселиться в любимой им Феодосии навсегда. В конце концов она стала всё чаще уезжать с детьми то в Петербург, то в Ялту, то в Одессу, где жаловалась своим новым друзьям на «причуду» мужа. Совместная жизнь становилась далее невыносимой. На 12-ом году жизни супруга оставила Ивана Константиновича и больше не вернулась в нему из Одессы, забрав дочерей с собой и лишь время от времени позволяя им навещать отца. Но несмотря на это дочери были очень привязаны к отцу и своих детей выпастили в этой любви и привязанности к деду.
Анна Саркизова.
После разрыва с женой Айвазовский долгое время был один. Он очень любил Юлию Яковлевну и глубокое разочарование в ней было для него мучительно. Когда Айвазовский женился во второй раз, на молодой вдове, красавице Анне Никитичне Саркизовой, ему было 65, а разница в возрасте супругов составляла три десятка лет. Они жили долго и счастливо, но умерли далеко не в один день. После смерти художника Анна Никитична в знак траура 25 лет (!) не выходила из дому, пережив в затворничестве Первую мировую, революцию и гражданскую войну. Она умерла в 1944 году и была похоронена рядом с мужем.
Интересно, что совсем не сохранилось изображений первой жены и дочерей Айвазовского. Он их просто не писал. При том широко известны картины, на которых запечатлена вторая жена.
Смерть художника .
Иван Константинович Айвазовский прожил долгую и насыщенную событиями жизнь. В конце 60-х годов путешествовал по Кавказу и Закавказью, где писал величественные громады гор со снеговыми вершинами («Цепь Кавказских гор», «Гора Арарат», «Восточный берег близ Сухума», «Дарьяльское ущелье», «Тифлис» и др.) Осенью 1869 отправился на открытие Суэцкого канала в Египет («Суэцкий канал»).
В 1872 году прошла выставка во Флоренции, к которой он готовился несколько лет, зато эффект превзошел все ожидания - он был избран почетным членом Академии изящных искусств, а его автопортрет украсил галерею дворца Питти - Иван Константинович встал в один ряд с лучшими художниками Италии и мира. Ещё не один раз он побывает за рубежом с частными визитами и с новыми выставками, а о выставках в России и говорить нечего. А ещё он будет постоянно выискивать перспективных художников России и ходатайствовать об их обучении в Академии, помогать, как когда-то помогали ему его благодетели.
Итак, Иван Константинович Айвазовский прожил долгую и плодотворную жизнь, а скончался внезапно, ночью 19 апреля 1900 года, от кровоизлияния в мозг, оставив на мольберте недописанную картину «Взрыв корабля». Дорога к древнему храму Святого Сергия, в котором Айвазовский был крещен и венчался и во дворе которого его похоронили, была усыпана цветами. Во всех церквях звонили колокола, все лавки были закрыты, Феодосия была в трауре - люди прощались не только с великим художником, но и с великим гражданином, так много сделавшим для родного города. На могиле высекли надпись на армянском языке: «Рожденный смертным, оставил по себе бессмертную память».
А самым дорогим наследием Айвазовского, наряду с его картинами, стали его «подарки» родной и такой любимой им Феодосии.
Айвазовский – Феодосии.
Картинная галерея.
Картинная галерея Айвазовского находится в самом центре Феодосии. А в 1845 году, когда художник только приступал к ее строительству (собственно, он строил дом для себя, галереей он стал потом), он выбрал для этого пустынное место на окраине города, на пустынном берегу моря. Дом строился по собственному проекту Айвазовского в стиле итальянских ренессансных вилл, его украсили копии античных скульптур. К жилым комнатам примыкала просторная мастерская, в которой Айвазовский и создал большую часть из 6 тысяч написанных им картин. В этом же доме знаменитый маринист в 1865 году открыл художественную школу «по части живописи морских видов, пейзажей и народных сцен». А в 1880 году к своей мастерской в Феодосии Айвазовский пристроил огромный выставочный зал - картинную галерею. Это была первая в России провинциальная картинная галерея (до этого такие были лишь в Москве и Санкт-Петербурге). В своем духовном завещании Айвазовский написал (и это высечено в камне при входе в галерею Айвазовского):
«Мое искреннее желание, чтобы здание моей картинной галереи в городе Феодосии со всеми в ней картинами, статуями и другими произведениями искусства, находящимися в этой галерее, составляли полную собственность города Феодосии, и в память обо мне, Айвазовском, завещаю галерею городу Феодосии, моему родному городу ».
После смерти художника картинная галерея, согласно его воле, стала собственностью города и остается ею до сих пор.
Средства от выставки — для музея древностей .
Айвазовский всерьез интересовался археологией. В 1853 г. он официально обратился с письмом-заявкой в Министерство уделов за разрешением начать в Феодосии археологические раскопки. Получив разрешение, Айвазовский вместе с археологом Сибирским приступил к работе. Раскопки первых четырех курганов не дали результатов, а вот пятый курган на мысе Ильи поразил исследователей своими находками. Они открыли женское погребение IV века до н. э, как писал сам художник, «золотая женская головка, самой изящной работы, и несколько золотых украшений, а также куски прекрасной этрусской вазы. Эта находка дает надежду, что древняя Феодосия была на этом же месте. Я в восхищении от Феодосии!» Айвазовский отправил драгоценные находки в Петербург, и ныне они находятся в коллекции Государственного Эрмитажа.
Всего же в течение лета 1853 года Айвазовский раскопал 80 курганов. Но особый интерес художника к истории города проявился не только в археологических раскопках. В 1871 году на средства, полученные от выставки своих картин в Петербурге, Айвазовский построил на холме Митридат здание для Музея древностей (до этого коллекция музея размещалась в небольшой турецкой мечети).
С именем Айвазовского связана и судьба музея в ХХ веке. В 1925 году его перевели в бывший дом художника (где музей размещался до 1988-го), соединив с картинной галереей в одно учреждение. В здании на холме Митридат в 1930-х находилась сейсмическая станция, а во время войны оно было разрушено - предположительно, от попадания корабельного снаряда.
50 000 ведер чистой воды.
Благодаря Айвазовскому в Феодосию пришла железная дорога. Но что еще важнее - пришла вода. В 1887 году Иван Константинович обратился в Городскую думу Феодосии с письмом: «Не будучи в силах далее оставаться свидетелем страшного бедствия, которое из года в год испытывает от безводья население родного города, я дарю ему в вечную собственность 50 000 ведер в сутки чистой воды из принадлежащего мне Субашского источника ».
Этот источник является началом реки Субаш, впадающей в Азовское море, и находился он на территории имения семьи Айвазовских Шах-Мамай (ныне село Айвазовское).
1 октября 1888-го состоялось торжественное открытие Субашского водопровода. Вода из имения художника пришла в Феодосию, пройдя 26-километровый путь по трубопроводу, построенному городом. 1 октября заработал и фонтан. Он был построен на средства Айвазовского и по его собственному проекту. «Фонтан в восточном стиле так хорош, что ни в Константинополе, ни где-либо я не знаю такого удачного, в особенности, в пропорциях », - отмечал Айвазовский в одном из писем. Воду из фонтана можно было пить бесплатно, из специальной серебряной кружки, расположенной возле фонтанного крана. На кружке было написано: «За здравие его семьи» (то есть семьи Айвазовского). Водой из Субашского источника Феодосия обеспечивалась до пуска Северо-Крымского канала в 1970 году. И, кстати, эта вода была чрезвычайно чистой - в начале 1980-х ученые из Канады и Швеции брали пробы воды и пришли к выводу: «Качество воды субашских источников позволяет использовать ее для питья грудным детям без кипячения, но с простейшей очисткой от механических примесей».
Использованные источники.
Андреева, Ю.И. Айвазовский [Текст] / Юлия Андреева.- М.: Вече, 2013 .- 383 с., .- (Великие исторические персоны)
Барсамов, Н.С. И.К. Айвазовский. О мастерстве художника [Текст] / Николай Степанович Барсамов.- М.: Искусство, 1967 .- 111с.: ил.
Вагнер, Лев И.К. Айвазовский [Текст] / Лев Вагнер, Надежда Григорович.- М.: Искусство, 1970 .- 264 с.: .- (Жизнь в искусстве)
Ткаченко, Сергей Железнодорожная история Феодосии [Электронный ресурс] / Сергей Ткаченко // Крымский блог [сайт] .- Режим доступа: https://crimeanblog.blogspot.ru/2010/09/feodosiya-zheleznaya-doroga.html
Шевченко, Татьяна Айвазовский оставил Феодосии тысячи картин, железную дорогу, водопровод [Электронный ресурс] / Татьяна Шевченко // Крымский блог [сайт] .- Режим доступа: https://crimeanblog.blogspot.ru/2014/04/ayvazovskiy.html (15.06.2017)
Вероника Каморная
Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.
Как друга ропот заунывный,
Как зов его в прощальный час,
Твой грустный шум, твой шум призывный
Услышал я в последний раз.
Моей души предел желанный!
Как часто по брегам твоим
Бродил я тихий и туманный,
Заветным умыслом томим!
Как я любил твои отзывы,
Глухие звуки, бездны глас
И тишину в вечерний час,
И своенравные порывы!
Смиренный парус рыбарей,
Твоею прихотью хранимый,
Скользит отважно средь зыбей:
Но ты взыграл, неодолимый,
И стая тонет кораблей.
Не удалось навек оставить
Мне скучный, неподвижный брег,
Тебя восторгами поздравить
И по хребтам твоим направить
Мой поэтической побег!
Ты ждал, ты звал… я был окован;
Вотще рвалась душа моя:
Могучей страстью очарован,
У берегов остался я…
О чем жалеть? Куда бы ныне
Я путь беспечный устремил?
Один предмет в твоей пустыне
Мою бы душу поразил.
Одна скала, гробница славы…
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон.
Там он почил среди мучений.
И вслед за ним, как бури шум,
Другой от нас умчался гений,
Другой властитель наших дум.
Исчез, оплаканный свободой,
Оставя миру свой венец.
Шуми, взволнуйся непогодой:
Он был, о море, твой певец.
Твой образ был на нем означен,
Он духом создан был твоим:
Как ты, могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем неукротим.
Мир опустел… Теперь куда же
Меня б ты вынес, океан?
Судьба людей повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.
Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго, долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы.
В леса, в пустыни молчаливы
Перенесу, тобою полн,
Твои скалы, твои заливы,
И блеск, и тень, и говор волн.
Анализ стихотворения «К морю» Пушкина
А. С. Пушкин написал стихотворение «К морю» под впечатлением от пребывания в Одессе в Южной ссылке. Пушкин испытывал огромную скуку и неудовлетворение от возложенной на него в наказание мелкой канцелярской должности. Он находил выход только в занятиях творчеством, на которое его вдохновляло Черное море. Расставаясь с Одессой, Пушкин начал работу над прощальным произведением «К морю». Оно было закончено уже в Михайловском в 1824 г.
Стихотворение написано в жанре элегии. Первая часть посвящена исключительно красоте «свободной стихии». Пушкин рад вырваться из тяготившего его заключения, но испытывает грусть от прощания с морем. Звуки морского прибоя он сравнивает с прощальным зовом верного друга при расставании. Поэт предается счастливым воспоминаниям о прогулках по морскому берегу. Упоминаемый им «заветный умысел» — планы Пушкина на побег за границу.
Поэт восхищен величием моря. Он видит в нем проявление высшей силы, которой нет дела до отдельного человека. В спокойном состоянии море гостеприимно открывает свои просторы для многочисленных рыбаков. Но мимолетный каприз природы превращает море в могучую стихию, которая с легкостью губит «стаю кораблей».
Пушкин сравнивает свои планы побега с морским зовом. В том, что они не осуществились, он видит влияние «могучей страсти». Эту страсть можно интерпретировать как любовь к родине, так и не позволившую великому поэту покинуть Россию. Он не жалеет о принятом решении. Оставив Отчизну, Пушкин бы уподобился вечному изгнаннику. В связи с этой мыслью он вводит в стихотворение образ романтического героя – Наполеона. Жизненный путь французского императора был излюбленной темой для романтизма. Его пожизненное заключение на затерянном одиноком острове считалось реальным воплощением трагической судьбы непонятого толпой гения.
В стихотворении появляется образ «другого властителя наших дум» — , умершего в начале 1824 г. Пушкин высоко ценил творчество английского романтика и постоянно обращался к нему в своих произведениях. Он считал Байрона «певцом» свободы и справедливости. Его могущественному и неукротимому духу был наиболее близок образ моря. Трагическая смерть Байрона имела большое значение для Пушкина. Она символизировала поражение свободы и победу тирании, торжество реакции. Поэт делает пессимистический вывод, что «судьба земли» везде одинакова. Побег из России, в сущности, ничего бы не изменил.
В заключительных строках Пушкин вновь обращается к морю с обещанием навсегда сохранить в памяти его «торжественную красу», донести образ моря до российских полей и лесов.
«Он был, о море, твой певец»
Под действием передового русского искусства передвижников в творчестве Айвазовского с особой силой проявились реалистические черты, сделавшие его произведения еще более выразительными и содержательными.
Патетическим и прочувствованным гимном красоте природы – морю, небу, горам – стало одно из лучших творений художника – картина «Море» (1864 г.). Живое, дышащее море гонит на берег волны, посеребренные бледным светом луны, проглянувшей сквозь тучи. Колорит произведения выдержан в единой цветовой гамме, но поражает богатством тоновых переходов. Эпический настрой картины невольно ассоциируется с величаво-торжественными аккордами из одноименной симфонической поэмы Н. А. Римского-Корсакова. Картину Айвазовского высоко оценила художественная критика того времени. Идеолог передвижников И. Н. Крамской писал: «Это одна из самых грандиозных картин, какие я только знаю».
В 1873 году живописец создал выдающееся полотно «Радуга». В сюжете – буря на море и корабль, гибнущий у скалистого берега, – нет ничего особенного для его творчества. Но ее красочная гамма, художественное исполнение были явлением совершенно новым в русской живописи тех лет. Бурю Айвазовский изобразил так, будто он сам находится в эпицентре бушующих волн. С виртуозным мастерством выписано, как ураганный ветер срывает водяную пыль с их гребней. Силуэт тонущего корабля и неотчетливые линии скалистого берега едва заметны. В воздухе висит прозрачная влажная пелена, сквозь дымку которой пробился поток солнечных лучей, они легли многокрасочной радугой на воду. Вся картина выдержана в тончайших оттенках голубых, зеленых, розовых и лиловых красок. Этими же, но чуть усиленными тонами передана и сама радуга, мерцающая едва уловимым миражом. Художник сумел уловить и передать в пейзаже то состояние, когда происходит перелом и море утихает после возмущения, затихая и смиряясь. Картина «Радуга» стала новой, еще более высокой ступенью в творчестве Айвазовского.
Обобщенный образ грозной стихии создает художник в картине «Волна» (1889 г.). В ней он продолжает тему фантастически бурного моря, стихии и противостояния ей. О песчаный берег только что разбилась волна, и бурлящая вода стремительно возвращается в море, но навстречу ей поднимается новая волна, которая и является композиционной осью картины. А для усиления впечатления от стремительно нарастающего движения Айвазовский располагает линию горизонта так низко, что его почти касается большой гребень надвигающейся волны. Вдали от берега на рейде стоят на якорях корабли с убранными парусами. По небу мечутся грозовые тучи. Красочная гамма «Волны» и других картин этого цикла предельно скупа по цвету, почти до монохромности. Цветовой строй характерен сочетанием свинцово-серого неба с оливково-охристыми тонами воды, чуть поддернутой у горизонта зеленовато-голубыми лессировками. Такая минимальная и вместе с тем очень выразительная красочная гамма, отсутствие ярких эффектов и четкая композиция создают глубоко правдивое изображение морского прибоя в бурный зимний день. Айвазовский говорил о «Волне», что это «лучшая моя буря».
Опыт жизни, умение отобрать зрительные впечатления, сконцентрировать их, не повторить уже высказанное в прежних картинах помогли великому мастеру создать одну из самых замечательных своих марин «Черное море» (1881 г.). Множественные впечатления от наблюдения морской стихии, ее жизни, движения легли в основу пейзажа Айвазовского. В нем художник обобщил и свои знания, и свою любовь к Черному морю. Ритм идущих одна за другой волн и гряды облаков своим неутомимым движением создают образ стихии, таящей в себе грозные бури. «Дух Божий, носящийся над бездною», – эти библейские слова произнес Крамской, стоя у картины. Сдержанный на похвалу идеолог передвижничества всегда очень точно определял достоинство работ своих собратьев-художников: «Между 3–4 тысячами номеров, выпущенных Айвазовским в свет, есть вещи феноменальные и навсегда такими останутся… На ней ничего нет, кроме неба и воды, но вода – это океан беспредельный, не бурный, но колыхающийся, суровый, бесконечный, а небо, если возможно, еще бесконечнее. Это одна из самых грандиозных картин, какие я только знаю». Не случайно Крамской поместил эту картину Айвазовского в интерьер своего живописного произведения «Неутешное горе».
Суровой простоте содержания соответствуют живописные средства, какими пользуется художник. Здесь нет ни малейшей внешней эффектности. Реалистическая правда этой картины вполне созвучна живописи той эпохи. Иван Крамской вынужден был признать, что «никто не может сказать, чем может разрешиться в будущем И. К. Айвазовский. Одно время, лет 10 назад, казалось, что талант его исписался, иссяк и что он только повторяет себя, но в последнее время он делает опять доказательства своей огромной живучести».
И таким весомым доказательством стала написанная Айвазовским в 1898 году картина «Среди волн». Маринисту тогда было 82 года, но он не утратил ни твердости руки, ни цветоощущения, ни зрительной памяти, ни веры в свое искусство. Это грандиозное, как по своему художественному достоинству, так и по своим масштабам полотно – 285x429 см – Иван Константинович писал целых… 10 дней, не исправляя один раз положенного мазка. При взгляде на картину и речи не может идти о каком-либо угасании таланта. Здесь полно и ясно проявился импровизационный метод работы Айвазовского и его абсолютное владение живописной техникой.
Художник изобразил свой излюбленный мотив – бушующую стихию: грозовое небо и бурное море, покрытое волнами, как бы кипящими в столкновении одна с другой. Картина предельно проста по композиции: в ней нет ярких цветовых эффектов. Айвазовский отказался от обычных в его картинах подробностей в виде обломков мачт и гибнущих кораблей. Бегущие от горизонта волны вырастают на первом плане до громадных размеров. Грозная стихия не подавляет своей мощью, а захватывает красотой, восхищает прозрачностью пронизанной солнечным лучом воды, тонким сверкающим кружевным узором пены. Этот одухотворенный образ моря – один из шедевров русской и мировой маринистической живописи.
Айвазовский и сам осознавал, что «Среди волн» по исполнению значительно превосходит все предшествующие работы последних лет. Несмотря на то что после ее создания он продолжал напряженно работать, устраивал выставки своих произведений в Москве, Лондоне и Петербурге, эту картину он не вывозил из Феодосии и завещал вместе с другими произведениями, находившимися в его картинной галерее, родному городу.
Еще два года Иван Константинович неутомимо устанавливал на мольберте огромные холсты и безбоязненно творил на них море. В 1899 году он написал небольшую картину «Штиль у Крымских берегов» – прекрасную по ясности и свежести колорита, построенного на сочетании голубовато-зеленого цвета воды и розового в облаках. А буквально в последние дни жизни, готовясь к поездке в Италию, он написал картину «Морской залив», изображающую Неаполитанский залив в полдень. Несмотря на миниатюрность картины, в ней ясно различимы черты новых колористических достижений художника.
С огромной самоотдачей Айвазовский работал и в последний день своей жизни. 19 апреля (2 мая) 1900 года на мольберте стоял холст с начатой картиной «Взрыв корабля» – она единственная из всего наследия мастера осталась незаконченной. Возможно, она тоже стала бы шедевром, ведь недаром живописец говорил, что лучшей своей картиной он считает «ту, что стоит на мольберте в мастерской, которую я сегодня начал писать…»
Айвазовский скончался внезапно, ночью, от кровоизлияния в мозг. Великий человек, художник и гражданин был похоронен с воинскими почестями, местный гарнизон возложил на гроб адмиральскую шпагу. Феодосия осиротела. Город оделся в траур. Жизнь остановилась: магазины закрылись, в учебных заведениях прекратились занятия; умолк вечно гудящий рынок.
Дорога к армянской церкви Сурб Саргис (Святого Сергия), где Айвазовского крестили, венчали и у которой его похоронили, была усыпана цветами. На мраморном саркофаге высечены слова на староармянском языке: «Родился смертным, оставил по себе бессмертную память». О самом же художнике можно также сказать словами его любимого поэта: «Он был, о море, твой певец». У фасада созданной им картинной галереи воздвигли бронзовый памятник с лаконичной надписью «Феодосия Айвазовскому».
